Воспоминания немецких танкистов о войне. Воспоминания немецкого солдата о великой отечественной войне

Посвящается моим боевым товарищам из 2-й роты 502-го батальона тяжелых танков, дабы почтить память тех, кто погиб, и напомнить оставшимся в живых о нашей бессмертной и незабвенной дружбе.

TIGER IM SCHLAMM

Предисловие

Свои первые записи о том, что мне пришлось испытать на фронте, я делал исключительно для тех, кто воевал в составе 502-го батальона «тигров». Вылившись в конце концов в эту книгу, они оказались оправданием германского солдата с передовой. На немецкого солдата возводили напраслину открыто и систематически, намеренно и по случаю с 1945 года как в Германии, так и за рубежом. Общество, однако, вправе знать, каковой была война и каковым простой германский солдат на самом деле!

Однако более всего эта книга предназначена для моих бывших боевых товарищей танкистов. Она задумана для них, как напоминание о тех трудных временах. Мы делали точно то же самое, что и наши товарищи по оружию во всех прочих родах войск, – выполняли свой долг!

Я смог запечатлеть события, составившие главную суть повествования, боевые операции между 24 февраля и 22 марта 1944 года, потому что мне удалось сохранить после войны соответствующие донесения дивизии и корпуса. Их мне тогда предоставили в распоряжение, и я отправил их домой. В качестве подспорья для моей памяти у меня оказались и обычные официальные документы для всех прочих случаев.

Отто Кариус

По зову Родины

«Что они думают делать с этой мелочовкой… вот что я тоже хотел бы знать», – сказал один из карточных игроков. Они сгрудились, водрузив на колени чемодан, и в попытке сделать свое отбытие не таким тягостным, коротали время за картами.

«Что они думают делать с этой мелочовкой…» – донеслось до меня. Я стоял у окна купе и смотрел назад, на горы Хардт, в то время как поезд отстукивал километры в восточном направлении через равнинную местность Рейна. Казалось, это судно покинуло безопасный порт, плывя в неизвестность. Время от времени я все еще удостоверивался в том, что мое призывное свидетельство лежит в кармане. На нем значилось: «Позен, 104-й запасной батальон». Пехота, царица полей!

Я был белой вороной в этом кругу и, пожалуй, не мог никого винить за то, что меня не воспринимали всерьез. Собственно говоря, это было вполне понятно. Мою кандидатуру дважды отклоняли после вызова: «В настоящее время не годен к действительной службе в связи с недостаточным весом»! Дважды я глотал и тайком вытирал горькие слезы. Господи, там, на фронте, никто не спрашивает, какой у тебя вес!

Наши армии уже пересекли Польшу беспрецедентным победным маршем. Всего несколько дней назад и Франция стала ощущать парализующие удары нашего оружия. Мой отец был там. В начале войны он снова надел военную форму. Это означало, что у моей матери теперь будет совсем мало дел по хозяйству, когда ей позволят вернуться в наш дом на границе. А мне впервые пришлось самостоятельно отмечать свое 18-летие в Позене. Только тогда я осознал, сколь многим обязан родителям, которые подарили мне счастливую юность! Когда я смогу вернуться домой, сесть за пианино или взять в руки виолончель или скрипку? Всего несколько месяцев назад я хотел посвятить себя изучению музыки. Потом передумал и увлекся машиностроением. По этой же причине я пошел добровольцем в армию по специальности «противотанковые самоходные установки». Но весной 1940 года им совсем не нужны были добровольцы. Меня определили пехотинцем. Но и это было неплохо. Главное, что я принят!

Через некоторое время в нашем купе стало тихо. Нет сомнения, каждому было о чем подумать: мысли ворохом роились в голове. Долгие часы нашего путешествия конечно же давали для этого самую благоприятную возможность. К тому времени, как высадились в Позене на затекших ногах и с болью в спине, мы были вполне счастливы, что лишились этого времени для самоанализа.

Нас встретила группа из 104-го запасного пехотного батальона. Нам приказали идти в ногу и привели в гарнизон. Бараки для срочнослужащих конечно же не блистали роскошью. Помещение казармы было недостаточно просторным, и помимо меня там находилось еще сорок человек. Некогда было размышлять о высоком долге защитника отечества; началась борьба со старожилами за выживание. Они смотрели на нас, как на надоедливых «чужаков». Мое положение было практически безнадежным: безусый юнец! Поскольку только густая щетина была явным признаком настоящей возмужалости, мне пришлось держать оборону с самого начала. Зависть со стороны других по поводу того факта, что я обходился бритьем всего раз в неделю, только усугубляла положение.

Наша подготовка вполне соответствовала тому, чтобы действовать мне на нервы. Я часто думал о своем университете имени Людвига Максимилиана, когда муштра и построения доходили до критической точки или когда мы барахтались в грязи на территории учебного полигона во время учений на местности. Для чего нужна такая тренировка, я узнал позднее. Мне пришлось неоднократно использовать приобретенные в Позене навыки, чтобы выбираться из опасных ситуаций. Впрочем, проходило всего несколько часов, и все страдания бывали забыты. От ненависти, которую мы испытывали по отношению к службе, к нашим начальникам, к нашей собственной тупости в ходе подготовки, вскоре не осталось и следа. Главное, все мы были убеждены, что все, что мы делали, имело определенную цель.

Любая нация может считать, что ей повезло, если у нее есть молодое поколение, которое отдает стране все силы и так самоотверженно сражается, как это делали немцы в обеих войнах. Никто не вправе упрекнуть нас уже после войны, даже при том, что мы злоупотребляли идеалами, которыми были переполнены. Будем надеяться, что нынешнее поколение окажется избавлено от того разочарования, которое было уготовано испытать нам. А еще лучше, если бы наступило такое время, когда ни одной стране не понадобилось бы никаких солдат, потому что воцарился бы вечный мир.

Моей мечтой в Позене было завершить начальную подготовку пехотинца и при этом благоухать, как роза. Эта мечта вылилась в разочарование главным образом из-за пеших маршей. Они начались с пятнадцати километров, возрастали на пять километров каждую неделю, дойдя до пятидесяти. Неписаным правилом было, чтобы всем новобранцам с высшим образованием давать нести пулемет. По-видимому, они хотели испытать меня, самого маленького в подразделении, и узнать, каков предел моей силы воли и способен ли я успешно выдержать испытание. Неудивительно, что, когда я однажды вернулся в гарнизон, у меня было растяжение связок и гноящийся волдырь, размером с небольшое яйцо. Я был не в состоянии далее демонстрировать свою доблесть пехотинца в Позене. Но вскоре нас перебросили в Дармштадт. Близость к дому вдруг сделала жизнь в казармах не такой тягостной, а перспектива увольнения в конце недели дополнительно скрасила ее.

Думаю, что я повел себя довольно самоуверенно, когда однажды командир роты стал отбирать двенадцать добровольцев для танкового корпуса. Предполагалось брать только автомехаников, но с благожелательной улыбкой мне разрешили присоединиться к дюжине добровольцев. Старикан был, вероятно, рад избавиться от недомерка. Однако я не вполне осознанно принял решение. Мой отец разрешил мне поступать в любой род войск, даже в авиацию, но категорически запретил танковые войска. В мыслях он, вероятно, уже видел меня горящим в танке и терпящим ужасные муки. И, несмотря на все это, я облачился в черную форму танкиста! Однако никогда не сожалел об этом шаге, и, если бы мне снова пришлось стать солдатом, танковый корпус оказался бы моим единственным выбором, на этот счет у меня не было ни малейшего сомнения.

Я опять стал новобранцем, когда пошел в 7-й танковый батальон в Файингене. Моим танковым командиром был унтер-офицер Август Делер, громадный мужчина и хороший солдат. Я был заряжающим. Всех нас переполняла гордость, когда мы получили свой чехословацкий танк 38(t). Мы чувствовали себя практически непобедимыми с 37-мм орудием и двумя пулеметами чехословацкого производства. Мы восхищались броней, не понимая еще, что она для нас лишь моральная защита. При необходимости она могла оградить лишь от пуль, выпущенных из стрелкового оружия.

Воспоминания немецкого солдата Гельмута Клауссмана, ефрейтора 111-ой пехотной дивизии

Боевой путь

Я начал служить в июне 41-го года. Но я тогда был не совсем военным. Мы назывались вспомогательной частью и до ноября я, будучи шофёром, ездил в треугольнике Вязьма - Гжатск — Орша. В нашем подразделении были немцы и русские перебежчики. Они работали грузчиками. Мы возили боеприпасы, продовольствие.

Вообще перебежчики были с обоих сторон, и на протяжении всей войны. К нам перебегали русские солдаты и после Курска. И наши солдаты к русским перебегали. Помню, под Таганрогом два солдата стояли в карауле, и ушли к русским, а через несколько дней, мы услышали их обращение по радиоустановке с призывом сдаваться. Я думаю, что обычно перебежчики это были солдаты, которые просто хотели остаться в живых. Перебегали обычно перед большими боями, когда риск погибнуть в атаке пересиливал чувство страха перед противником. Мало кто перебегал по убеждениям и к нам и от нас. Это была такая попытка выжить в этой огромной бойне. Надеялись, что после допросов и проверок тебя отправят куда-нибудь в тыл, подальше от фронта. А там уж жизнь как-нибудь образуется.

Потом меня отправили в учебный гарнизон под Магдебург в унтер-офицерскую школу и после неё и весной 42-го года я попал служить в 111-ю пехотную дивизию под Таганрог. Я был небольшим командиром. Но большой военной карьеры не сделал. В русской армии моему званию соответствовало звание сержанта. Мы сдерживали наступление на Ростов. Потом нас перекинули на Северный Кавказ, потом я был ранен и после ранения на самолёте меня перебросили в Севастополь. И там нашу дивизию практически полностью уничтожили. В 43-м году под Таганрогом я получил ранение. Меня отправили лечиться в Германию, и через пять месяцев я вернулся обратно в свою роту. В немецкой армии была традиция — раненых возвращать в своё подразделение и почти до самого конца войны это было так. Всю войну я отвоевал в одной дивизии. Я думаю, это был один из главных секретов стойкости немецких частей. Мы в роте жили как одна семья. Все были на виду друг у друга, все хорошо друг друга знали и могли доверять друг другу, надеяться друг на друга.

Раз в год солдату полагался отпуск, но после осени 43-го года всё это стало фикцией. И покинуть своё подразделение можно было только по ранению или в гробу.

Убитых хоронили по-разному. Если было время и возможность, то каждому полагалась отдельная могила и простой гроб. Но если бои были тяжёлыми и мы отступали, то закапывали убитых кое-как. В обычных воронках из под снарядов, завернув в плащ-накидки, или брезент. В такой яме за один раз хоронили столько человек, сколько погибло в этом бою и могло в неё поместиться. Ну, а если бежали - то вообще было не до убитых.

Наша дивизия входила в 29 армейский корпус и вместе с 16-ой (кажется!) моторизованной дивизией составляла армейскую группу «Рекнаге». Все мы входили в состав группы армий «Южная Украина».

Как мы видели причины войны. Немецкая пропаганда.

В начале войны главным тезисом пропаганды, в которую мы верили, был тезис о том, что Россия готовилась нарушить договор и напасть на Германию первой. Но мы просто оказались быстрее. В это многие тогда верили и гордились, что опередили Сталина. Были специальные газеты фронтовые, в которых очень много об этом писали. Мы читали их, слушали офицеров и верили в это.

Но потом, когда мы оказались в глубине России и увидели, что военной победы нет, и что мы увязли в этой войне, то возникло разочарование. К тому же мы уже много знали о Красной армии, было очень много пленных, и мы знали, что русские сами боялись нашего нападения и не хотели давать повод для войны. Тогда пропаганда стала говорить, что теперь мы уже не можем отступить, иначе русские на наших плечах ворвутся в Рейх. И мы должны сражаться здесь, что бы обеспечить условия для достойного Германии мира. Многие ждали, что летом 42-го Сталин и Гитлер заключат мир. Это было наивно, но мы в это верили. Верили, что Сталин помирится с Гитлером, и они вместе начнут воевать против Англии и США. Это было наивно, но солдатом хотелось верить.

Каких-то жёстких требований по пропаганде не было. Никто не заставлял читать книги и брошюры. Я так до сих пор и не прочитал «Майн камф». Но следили за моральным состоянием строго. Не разрешалось вести «пораженческих разговоров» и писать «пораженческих писем». За этим следил специальный «офицер по пропаганде». Они появились в войсках сразу после Сталинграда. Мы между собой шутили и называли их «комиссарами». Но с каждым месяцем всё становилось жёстче. Однажды в нашей дивизии расстреляли солдата, который написал домой «пораженческое письмо», в котором ругал Гитлера. А уже после войны я узнал, что за годы войны, за такие письма было расстреляно несколько тысяч солдат и офицеров! Одного нашего офицера разжаловали в рядовые за «пораженческие разговоры». Особенно боялись членов НСДАП. Их считали стукачами, потому, что они были очень фанатично настроены и всегда могли подать на тебя рапорт по команде. Их было не очень много, но им почти всегда не доверяли.

Отношение к местному населению, к русским, белорусам было сдержанное и недоверчивое, но без ненависти. Нам говорили, что мы должны разгромить Сталина, что наш враг это большевизм. Но, в общем, отношение к местному населению было правильно назвать «колониальным». Мы на них смотрели в 41-ом как на будущую рабочую силу, как на территории, которые станут нашими колониями.

К украинцам относились лучше. Потому, что украинцы встретили нас очень радушно. Почти как освободителей. Украинские девушки легко заводили романы с немцами. В Белоруссии и России это было редкостью.

На обычном человеческом уровне были и контакты. На Северном Кавказе я дружил с азербайджанцами, которые служили у нас вспомогательными добровольцами (хиви). Кроме них в дивизии служили черкесы и грузины. Они часто готовили шашлыки и другие блюда кавказской кухни. Я до сих пор эту кухню очень люблю. С начала их брали мало. Но после Сталинграда их с каждым годом становилось всё больше. И к 44-му году они были отдельным большим вспомогательным подразделением в полку, но командовал ими немецкий офицер. Мы за глаза их звали «Шварце» — чёрные (;-))))

Нам объясняли, что относится к ним надо, как боевым товарищам, что это наши помощники. Но определённое недоверие к ним, конечно, сохранялось. Их использовали только как обеспечивающих солдат. Они были вооружены и экипированы хуже.

Иногда я общался и с местными людьми. Ходил к некоторым в гости. Обычно к тем, кто сотрудничал с нами или работал у нас.

Партизан я не видел. Много слышал о них, но там где я служил их не было. На Смоленщине до ноября 41-го партизан почти не было.

К концу войны отношение к местному населению стало безразличным. Его словно бы не было. Мы его не замечали. Нам было не до них. Мы приходили, занимали позицию. В лучшем случае командир мог сказать местным жителям, что бы они убирались подальше, потому, что здесь будет бой. Нам было уже не до них. Мы знали, что отступаем. Что всё это уже не наше. Никто о них не думал…

Об оружии.

Главным оружием роты были пулемёты. Их в роте было 4 штуки. Это было очень мощное и скорострельное оружие. Нас они очень выручали. Основным оружием пехотинца был карабин. Его уважали больше чем автомат. Его называли «невеста солдата». Он был дальнобойным и хорошо пробивал защиту. Автомат был хорош только в ближнем бою. В роте было примерно 15 — 20 автоматов. Мы старались добыть русский автомат ППШ. Его называли «маленький пулемёт». В диске было кажется 72 патрона и при хорошем уходе это было очень грозное оружие. Ещё были гранаты и маленькие миномёты.

Ещё были снайперские винтовки. Но не везде. Мне под Севастополем выдали снайперскую русскую винтовку Симонова. Это было очень точное и мощное оружие. Вообще русское оружие ценилось за простоту и надёжность. Но оно было очень плохо защищено от коррозии и ржавчины. Наше оружие было лучше обработано.

Артиллерия

Однозначно русская артиллерия намного превосходила немецкую. Русские части всегда имели хорошее артиллерийское прикрытие. Все русские атаки шли под мощным артиллерийским огнём. Русские очень умело маневрировали огнём, умели его мастерски сосредотачивать. Отлично маскировали артиллерию. Танкисты часто жаловались, что русскую пушку увидишь только тогда, когда она уже по тебе выстрелила. Вообще, надо было раз побывать по русским артобстрелом, что бы понять, что такое русская артиллерия. Конечно, очень мощным оружием был «шталин орган» — реактивные установки. Особенно, когда русские использовали снаряды с зажигательной смесью. Они выжигали до пепла целые гектары.

О русских танках.

Нам много говорили о Т-34. Что это очень мощный и хорошо вооружённый танк. Я впервые увидел Т-34 под Таганрогом. Два моих товарища назначили в передовой дозорный окоп. Сначала назначили меня с одним из них, но его друг попросился вместо меня пойти с ним. Командир разрешил. А днём перед нашими позициями вышло два русских танка Т-34. Сначала они обстреливали нас из пушек, а потом, видимо заметив передовой окоп, пошли на него и там один танк просто несколько раз развернулся на нём, и закопал их обоих заживо. Потом они уехали.

Мне повезло, что русские танки я почти не встречал. На нашем участке фронта их было мало. А вообще у нас, пехотинцев всегда была танкобоязнь перед русскими танками. Это понятно. Ведь мы перед этими бронированными чудовищами были почти всегда безоружны. И если не было артиллерии сзади, то танки делали с нами что хотели.

О штурмовиках.

Мы их называли «Русише штука». В начале войны мы их видели мало. Но уже к 43-му году они стали очень сильно нам досаждать. Это было очень опасное оружие. Особенно для пехоты. Они летали прямо над головами и из своих пушек поливали нас огнём. Обычно русские штурмовики делали три захода. Сначала они бросали бомбы по позициям артиллерии, зениток или блиндажам. Потом пускали реактивные снаряды, а третьим заходом они разворачивались вдоль траншей и из пушек убивали всё в них живое. Снаряд, взрывавшийся в траншее, имел силу осколочной гранаты и давал очень много осколков. Особенно угнетало, то, сбить русский штурмовик из стрелкового оружия было почти невозможно, хотя летал он очень низко.

О ночных бомбардировщиках

По-2 я слышал. Но сам лично с ними не сталкивался. Они летали по ночам и очень метко кидали маленькие бомбы и гранаты. Но это было скорее психологическое оружие, чем эффективное боевое.

Но вообще, авиация у русских была, на мой взгляд, достаточно слабой почти до самого конца 43 года. Кроме штурмовиков, о которых я уже говорил, мы почти не видели русских самолётов. Бомбили русские мало и не точно. И в тылу мы себя чувствовали совершенно спокойно.

Учёба.

В начале войны учили солдат хорошо. Были специальные учебные полки. Сильной стороной подготовки было то, что в солдате старались развить чувство уверенности в себе, разумной инициативы. Но было очень много бессмысленной муштры. Я считаю, что это минус немецкой военной школы. Слишком много бессмысленной муштры. Но после 43-го года учить стали всё хуже. Меньше времени давали на учёбу и меньше ресурсов. И в 44-ом году стали приходить солдаты, которые даже стрелять толком не умели, но за то хорошо маршировали, потому, что патронов на стрельбы почти не давали, а вот строевой фельдфебели с ними занимались с утра и до вечера. Хуже стала и подготовка офицеров. Они уже ничего кроме обороны не знали и, кроме как правильно копать окопы ничего не умели. Успевали только воспитать преданность фюреру и слепое подчинение старшим командирам.

Еда. Снабжение.

Кормили на передовой неплохо. Но во время боёв редко было горячее. В основном ели консервы.

Обычно утром давали кофе, хлеб, масло (если было) колбасу или консервированную ветчину. В обед - суп, картофель с мясом или салом. На ужин каша, хлеб, кофе. Но часто некоторых продуктов не было. И вместо них могли дать печенье или к примеру банку сардин. Если часть отводили в тыл, то питание становилось очень скудным. Почти впроголодь. Питались все одинаково. И офицеры и солдаты ели одну и ту же еду. Я не знаю как генералы - не видел, но в полку все питались одинаково. Рацион был общий. Но питаться можно было только у себя в подразделении. Если ты оказывался по какой-то причине в другой роте или части, то ты не мог пообедать у них в столовой. Таков был закон. Поэтому при выездах полагалось получать паёк. А вот у румын было целых четыре кухни. Одна — для солдат. Другая — для сержантов. Третья — для офицеров. А у каждого старшего офицера, у полковника и выше — был свой повар, который готовил ему отдельно. Румынская армия была самая деморализованная. Солдаты ненавидели своих офицеров. А офицеры презирали своих солдат. Румыны часто торговали оружием. Так у наших «чёрных» («хиви») стало появляться хорошее оружие. Пистолеты и автоматы. Оказалось, что они покупали его за еду и марки у соседей румын…

Об СС

Отношение к СС было неоднозначным. С одной стороны они были очень стойкими солдатами. Они были лучше вооружены, лучше экипированы, лучше питались. Если они стояли рядом, то можно было не бояться за свои фланги. Но с другой стороны они несколько свысока относились к Вермахту. Кроме того, их не очень любили из-за крайней жестокости. Они были очень жестоки к пленным и к мирному населению. И стоять рядом с ними было неприятно. Там часто убивали людей. Кроме того, это было и опасно. Русские, зная о жестокости СС к мирному населению и пленным, эсэсовцев в плен не брали. И во время наступления на этих участках мало кто из русских разбирался, кто перед тобой эссэман или обычный солдат вермахта. Убивали всех. Поэтому за глаза СС иногда называли «покойниками».

Помню, как в ноябре 42 года мы однажды вечером украли у соседнего полка СС грузовик. Он застрял на дороге, и его шофёр ушёл за помощью к своим, а мы его вытащили, быстро угнали к себе и там перекрасили, сменили знаки различия. Они его долго искали, но не нашли. А для нас это было большое подспорье. Наши офицеры, когда узнали — очень ругались, но никому ничего не сказали. Грузовиков тогда оставалось очень мало, а передвигались мы в основном пешком.

И это тоже показатель отношения. У своих (Вермахта) наши бы никогда не украли. Но эсэсовцев недолюбливали.

Солдат и офицер

В Вермахте всегда была большая дистанция между солдатом и офицером. Они никогда не были с нами одним целым. Несмотря на то, что пропаганда говорила о нашем единстве. Подчёркивалось, что мы все «камрады», но даже взводный лейтенант был от нас очень далёк. Между ним и нами стояли ещё фельдфебели, которые всячески поддерживали дистанцию между нами и ими, фельдфебелями. И уж только за ними были офицеры. Офицеры, обычно с нами солдатами общались очень мало. В основном же, всё общение с офицером шло через фельдфебеля. Офицер мог, конечно, спросить что-то у тебя или дать тебе какое-то поручение напрямую, но повторюсь - это было редко. Всё делалось через фельдфебелей. Они были офицеры, мы были солдаты, и дистанция между нами была очень большой.

Ещё большей эта дистанция была между нами и высшим командованием. Мы для них были просто пушечным мясом. Никто с нами не считался и о нас не думал. Помню в июле 43-го, под Таганрогом я стоял на посту около дома, где был штаб полка и в открытое окно услышал доклад нашего командира полка какому-то генералу, который приехал в наш штаб. Оказывается, генерал должен был организовать штурмовую атаку нашего полка на железнодорожную станцию, которую заняли русские и превратили в мощный опорный пункт. И после доклада о замысле атаки наш командир сказал, что планируемые потери могут достигнуть тысячи человек убитыми и ранеными и это почти 50% численного состава полка. Видимо командир хотел этим показать бессмысленность такой атаки. Но генерал сказал:

Хорошо! Готовьтесь к атаке. Фюрер требует от нас решительных действий во имя Германии. И эта тысяча солдат погибнет за фюрера и Фатерлянд!

И тогда я понял, что мы для этих генералов никто! Мне стало так страшно, что это сейчас невозможно передать. Наступление должно было начаться через два дня. Об этом я услышал в окно и решил, что должен любой ценой спастись. Ведь тысяча убитых и раненых это почти все боевые подразделения. То есть, шансов уцелеть в этой атаке у меня почти небыло. И на следующий день, когда меня поставили в передовой наблюдательный дозор, который был выдвинут перед нашими позициями в сторону русских, я задержался, когда пришёл приказ отходить. А потом, как только начался обстрел, выстрелил себе в ногу через буханку хлеба (при этом не возникает порохового ожога кожи и одежды) так, что бы пуля сломала кость, но прошла навылет. Потом я пополз к позициям артиллеристов, которые стояли рядом с нами. Они в ранениях понимали мало. Я им сказал, что меня подстрелил русский пулемётчик. Там меня перевязали, напоили кофе, дали сигарету и на машине отправили в тыл. Я очень боялся, что в госпитале врач найдёт в ране хлебные крошки, но мне повезло. Никто ничего не заметил. Когда через пять месяцев в январе 1944-го года я вернулся в свою роту, то узнал, что в той атаке полк потерял девятьсот человек убитыми и ранеными, но станцию так и не взял…

Вот так к нам относились генералы! Поэтому, когда меня спрашивают, как я отношусь к немецким генералам, кого из них ценю как немецкого полководца, я всегда отвечаю, что, наверное, они были хорошими стратегами, но уважать их мне совершенно не за что. В итоге они уложили в землю семь миллионов немецких солдат, проиграли войну, а теперь пишут мемуары о том, как здорово воевали и как славно побеждали.

Самый трудный бой

После ранения меня перекинули в Севастополь, когда русские уже отрезали Крым. Мы летели из Одессы на транспортных самолётах большой группой и прямо у нас на глазах русские истребители сбили два самолёта битком набитых солдатами. Это было ужасно! Один самолёт упал в степи и взорвался, а другой упал в море и мгновенно исчез в волнах. Мы сидели и бессильно ждали кто следующий. Но нам повезло - истребители улетели. Может быть у них кончалось горючее или закончились патроны. В Крыму я отвоевал четыре месяца.

И там, под Севастополем был самый трудный в моей жизни бой. Это было в первых числах мая, когда оборона на Сапун горе уже была прорвана, и русские приближались к Севастополю.

Остатки нашей роты - примерно тридцать человек — послали через небольшую гору, что бы мы вышли атакующему нас русскому подразделению во фланг. Нам сказали, что на этой горе никого нет. Мы шли по каменному дну сухого ручья и неожиданно оказались в огненном мешке. По нам стреляли со всех сторон. Мы залегли среди камней и начали отстреливаться, но русские были среди зелени - их было невидно, а мы были как на ладони и нас одного за другим убивали. Я не помню, как, отстреливаясь из винтовки, я смог выползти из под огня. В меня попало несколько осколков от гранат. Особенно досталось ногам. Потом я долго лежал между камней и слышал, как вокруг ходят русские. Когда они ушли, я осмотрел себя и понял, что скоро истеку кровью. В живых, судя по всему, я остался один. Очень много было крови, а у меня ни бинта, ничего! И тут я вспомнил, что в кармане френча лежат презервативы. Их нам выдали по прилёту вместе с другим имуществом. И тогда я из них сделал жгуты, потом разорвал рубаху и из неё сделал тампоны на раны и притянул их этими жгутами, а потом, опираясь на винтовку и сломанный сук стал выбираться.

Вечером я выполз к своим.

В Севастополе уже полным ходом шла эвакуация из города, русские с одного края уже вошли в город, и власти в нём уже не было никакой.
Каждый был сам за себя.

Я никогда не забуду картину, как нас на машине везли по городу, и машина сломалась. Шофёр взялся её чинить, а мы смотрели через борт вокруг себя. Прямо перед нами на площади несколько офицеров танцевали с какими-то женщинами, одетыми цыганками. У всех в руках были бутылки вина. Было какое-то нереальное чувство. Они танцевали как сумасшедшие. Это был пир во время чумы.

Меня эвакуировали с Херсонеса вечером 10-го мая уже, после того как пал Севастополь. Я не могу вам передать, что творилось на этой узкой полоске земли. Это был ад! Люди плакали, молились, стрелялись, сходили с ума, насмерть дрались за место в шлюпках. Когда я прочитал где-то мемуары какого-то генерала — болтуна, который рассказывал о том, что с Херсонеса мы уходили в полном порядке и дисциплине, и что из Севастополя были эвакуированы почти все части 17 армии, мне хотелось смеяться. Из всей моей роты в Констанце я оказался один! А из нашего полка оттуда вырвалось меньше ста человек! Вся моя дивизия легла в Севастополе. Это факт!

Мне повезло потому, что мы раненые лежали на понтоне, прямо к которому подошла одна из последних самоходных барж, и нас первыми загрузили на неё.

Нас везли на барже в Констанцу. Всю дорогу нас бомбили и обстреливали русские самолёты. Это был ужас. Нашу баржу не потопили, но убитых и раненых было очень много. Вся баржа была в дырках. Что бы не утонуть, мы выбросили за борт всё оружие, амуницию, потом всех убитых и всё равно, когда мы пришли в Констанцу, то в трюмах мы стояли в воде по самое горло, а лежачие раненые все утонули. Если бы нам пришлось идти ещё километров 20 мы бы точно пошли ко дну! Я был очень плох. Все раны воспались от морской воды. В госпитале врач мне сказал, что большинство барж было наполовину забито мертвецами. И что нам, живым, очень повезло.

Там, в Констанце я попал в госпиталь и на войну уже больше не попал.

Наша связь, наша разведка никуда не годились, при­чем на уровне офицерского состава. Командование не имело возможности ориентироваться во фронтовой обстановке, с тем чтобы своевременно принять нужные меры и снизить потери до допустимых границ. Мы, про­стые солдаты, разумеется, не знали, да и не могли знать истинного положения дел на фронтах, поскольку служи­ли просто-напросто пушечным мясом для фюрера и фа­терланда.

Невозможность выспаться, соблюсти элементар­ные нормы гигиены, завшивленность, отвратительная кормежка, постоянные атаки или обстрелы противника. Нет, о судьбе каждого солдата в отдельности говорить не приходилось.

Общим правилом стало: «Спасайся, как можешь!» Число убитых и раненых постоянно росло. При отсту­плении специальные части сжигали собранный урожай, да и целые деревни. Страшно было смотреть на то, что мы после себя оставляли, неукоснительно следуя гит­леровской тактике «выжженной земли».

28 сентября мы вышли к Днепру. Слава Богу, мост че­рез широченную реку был в целости и сохранности. Но­чью мы наконец добрались до столицы Украины Киева, он был еще в наших руках. Нас поместили в казарму, где мы получили довольствие, консервы, сигареты и шнапс. Наконец желанная пауза.

На следующее утро нас собрали на окраине города. Из 250 человек нашей батареи в живых осталось только 120, что означало расформирование 332-го полка.

Октябрь 1943 года

Между Киевом и Житомиром вблизи рокадного шос­се мы, все 120 человек, стали на постой. По слухам, этот район контролировали партизаны. Но гражданское на­селение было настроено к нам, солдатам, вполне дру­желюбно.

3 октября был праздник урожая, нам даже позволи­ли потанцевать с девушками, они играли на балалай­ках. Русские угощали нас водкой, печеньем и пирогами с маком. Но, самое главное, мы, смогли хоть как-то от­влечься от давящего груза повседневности и хотя бы выспаться.

Но неделю спустя снова началось. Нас бросили в бой куда-то километров на 20 севернее Припятских болот. Якобы там в лесах засели партизаны, которые наносили удары в тыл наступавшим частям вермахта и устраива­ли акции саботажа с целью создания помех войсковому снабжению. Мы заняли две деревни и выстроили вдоль лесов полосу обороны. Кроме того, в нашу задачу вхо­дило приглядывать за местным населением.

Мы с моим товарищем по фамилии Кляйн неде­лю спустя снова вернулись туда, где стояли на постое. Вахмистр Шмидт заявил: «Оба можете собираться в от­пуск домой». Слов нет, как мы обрадовались. Это было 22 октября 1943 года. На следующий день от Шписа (на­шего командира роты) мы получили на руки отпускные свидетельства. Какой-то русский из местных отвез нас на телеге, запряженной двумя лошадками, к рокадно­му шоссе, находившемуся за 20 километров от нашей деревни. Мы дали ему сигарет, а потом он уехал обрат­но. На шоссе мы сели в грузовик и на нем добрались до Житомира, а оттуда уже поездом доехали до Ковеля, то есть почти до польской границы. Там явились на фрон­товой распределительный пункт. Прошли санитарную обработку – в первую очередь надо было изгнать вшей. А потом с нетерпением стали дожидаться отъезда на родину. У меня было ощущение, что я чудом выбрался из ада и теперь направлялся прямиком в рай.

Отпуск

27 октября я добрался домой в родной Гросраминг, отпуск мой был по 19 ноября 1943 года. От вокзала и до Родельсбаха пришлось топать пешком несколько кило­метров. По дороге мне попалась колонна заключенных из концлагеря, возвращавшихся с работ. Вид у них было очень понурый. Замедлив шаг, я сунул им несколько си­гарет. Конвоир, наблюдавший эту картину, тут же наки­нулся на меня: «Могу устроить, что и ты сейчас с ними зашагаешь!» Взбешенный его фразой я бросил в от­вет: «А ты вместо меня зашагаешь в Россию недельки на две!» В тот момент я просто не понимал, что играю с огнем, – конфликт с эсэсовцем мог обернуться се­рьезными неприятностями. Но все на том и кончилось. Мои домашние были счастливы, что я живой и здоровый вернулся на побывку. Мой старший брат Берт служил в 100-й егерской дивизии где-то в районе Сталинграда. Последнее письмо от него было датировано 1-м января 1943 года. После всего виденного на фронте я сильно сомневался, что и ему может повезти так, как мне. Но именно на это мы и надеялись. Разумеется, мои роди­тели и сестры очень хотели знать, как мне служится. Но я предпочитал не вдаваться в детали – как говорится, меньше знают, крепче спят. Они и так за меня достаточ­но тревожатся. К тому же то, что мне выпало пережить, простым человеческим языком просто не описать. Так что я старался свести все к пустякам.

В нашем довольно скромном домике (мы занимали небольшой, сложенный из камня дом, принадлежавший лесничеству) я чувствовал себя как в раю – ни штурмо­виков на бреющем, ни грохота стрельбы, ни бегства от преследующего врага. Птички щебечут, журчит ручей.

Я снова дома в нашей безмятежной долине Родельсбах. Как было бы здорово, если бы время сейчас замерло.

Работы было хоть отбавляй – заготовка дров на зиму, например, да и многое другое. Тут я оказался как нель­зя кстати. Встретиться с моими товарищами не при­шлось – все они были на войне, им тоже приходилось думать о том, как выжить. Многие из нашего Гросрамин­га погибли, и это было заметно по скорбным лицам на улицах.

Дни проходили, медленно приближался конец моей побывки. Я был бессилен что-либо изменить, покончить с этим безумием.

Возвращение на фронт

19 ноября я с тяжелым сердцем прощался со своими домашними. А потом сел в поезд и поехал возвращать­ся на Восточный фронт. 21 числа я должен был прибыть назад в часть. Не позднее 24 часов необходимо было прибыть в Ковель на фронтовой распределительный пункт.

Дневным поездом я выехал из Гросраминга через Вену, с Северного вокзала, на Лодзь. Там мне предстоя­ло пересесть на поезд из Лейпцига с возвращавшимися отпускниками. А уже на нем через Варшаву прибыть в Ковель. В Варшаве к нам в вагон сели 30 вооруженных сопровождающих пехотинцев. «На этом перегоне наши поезда часто атакуют партизаны». И вот среди ночи уже на пути в Люблин послышались взрывы, потом ва­гон тряхнуло так, что люди свалились со скамеек. По­езд, еще раз дернувшись, остановился. Начался жуткий переполох. Мы, схватив оружие, выскочили из вагона посмотреть, что случилось. А случилось вот что – по­езд наехал на подложенную на путях мину. Несколько вагонов сошло с рельсов, и даже колеса сорвало. И тут по нам открыли огонь, со звоном посыпались осколки оконных стекол, засвистели пули. Тут же бросившись под вагоны, мы залегли между рельсами. В темноте было трудно определить, откуда стреляли. После того, как волнение улеглось, меня и еще нескольких бойцов отрядили в разведку – надо было пройти вперед и вы­яснить обстановку. Страшновато было – мы ждали за­сады. И вот мы двинулись вдоль полотна с оружием наготове. Но все было тихо. Час спустя мы вернулись и узнали, что несколько наших товарищей погибли, а кое-­кого и ранило. Линия была двухпутной, и нам пришлось дожидаться следующего дня, когда подогнали новый состав. Дальше добрались без происшествий.

По прибытии в Ковель мне было сказано, что остат­ки моего 332-го полка сражаются под Черкассами на Днепре в 150 километрах южнее Киева. Меня и еще не­скольких моих товарищей приписали к 86-му артполку, входившему в состав 112-й пехотной дивизии.

На фронтовом распределительном пункте я повстре­чал своего однополчанина Иоганна Реша, он тоже, ока­зывается, был в отпуске, а я-то думал, что он пропал без вести. Мы вместе отправились на фронт. Ехать при­шлось через Ровно, Бердичев и Извеково до Черкасс.

Сегодня Иоганн Реш живет в Рандэгге, неподале­ку от Вайдхофена, на реке Ибс, это в Нижней Австрии. Мы до сих пор не теряем друг друга из виду и регулярно встречаемся, раз в два года обязательно бываем друг у друга в гостях. На станции Извеково я встретил Германа Каппелера.

Он был единственный из нас, жителей Гросраминга, с которым мне довелось встретиться в России. Време­ни было мало, мы успели лишь обменяться парой слов. Увы, но и Герман Каппелер не вернулся с войны.

Декабрь 1943 года

8 декабря я был в Черкассах и Корсуне, мы снова участвовали в боях. Мне выделили пару лошадей, на ко­торых я перевозил орудие, потом радиостанцию в 86-м полку.

Фронт в излучине Днепра изгибался подковой, и мы находились на обширной равнине, окруженной холма­ми. Шла позиционная война. Приходилось часто менять позиции – русские на отдельных участках прорывали нашу оборону и вовсю палили по неподвижным целям. До сих пор нам удавалось отбрасывать их. В селах почти не осталось людей. Местное население давно покинуло их. Мы получили приказ открывать огонь по всем, кого можно заподозрить в связях с партизанами. Фронт, как наш, так и русский, вроде бы устоялся. Тем не менее по­тери не прекращались.

С тех самых пор, как я оказался на Восточном фронте в России, мы по воле случая не разлучались с Кляйном, Штегером и Гутмайром. И они, к счастью, пока остава­лись в живых. Иоганна Реша перевели в батарею тяже­лых орудий. Если выдавалась возможность, мы обяза­тельно встречались.

Всего в излучине Днепра у Черкасс и Корсуня в коль­цо окружения угодила наша группировка численностью 56 000 солдат. Под командование 112-й пехотной дивизии (генерал Либ, генерал Тровитц) были переведены остатки моей силезской ЗЗ2-й дивизии:

— ЗЗ1-й баварский мотопехотный полк;

— 417 -й силезский полк;

— 255-й саксонский полк;

— 168-й саперный батальон;

— 167-й танковый полк;

— 108-я, 72-я; 57-я, З2З-я пехотные дивизии; – остатки 389-й пехотной дивизии;

— З89-я дивизия прикрытия;

— 14-я танковая дивизия;

— 5-я танковая дивизия-СС.

Рождество мы отпраздновали в землянке при минус 18 градусах. На фронте было затишье. Мы сумели раз­добыть елку и парочку свечей. Прикупили в нашем во­енторге шнапса, шоколада и сигарет.

К Новому году нашей рождественской идиллии при­шел конец. Советы развернули наступление по всему фронту. Мы беспрерывно вели тяжелые оборонитель­ные бои с советскими танками, артиллерией и подраз­делениями «катюш». Ситуация с каждым днем станови­лась все более угрожающей.

Январь 1944 года

К началу года почти на всех участках фронта немецкие части отступали.А нам приходилось под натиском Красной Армии от­ходить, причем как можно дальше в тыл. И вот однажды буквально за одну ночь погода резко сменилась. Наступила небывалая оттепель – на термо­метре было плюс 15 градусов. Снег стал таять, превра­тив землю в непролазное болото.

Потом, как-то во второй половине дня, когда в оче­редной раз пришлось сменить позиции – русские на­сели, как полагается, – мы пытались оттащить пушки в тыл. Миновав какое-то обезлюдевшее село, мы вме­сте с орудием и лошадьми угодили в самую настоящую бездонную трясину. Лошади по круп увязли в грязи. Несколько часов кряду мы пытались спасти орудие, но тщетно. В любую минуту могли появиться русские танки. Несмотря на все наши усилия, пушка погружалась все глубже и глубже в жидкую грязь. Нам это оправданием служить вряд ли могло – мы обязаны были доставить к месту назначения доверенное нам военное имущество. Близился вечер. На востоке вспыхивали русские сиг­нальные ракеты. Снова послышались крики и стрельба. Русские были в двух шагах от этой деревеньки. Так что нам ничего не оставалось, как распрячь лошадей. Хотя бы конную тягу уберегли. Почти всю ночь мы провели на ногах. У коровника мы увидели наших, батарея заночевала в этом брошенном коровнике. Часа, наверное, в четыре утра мы доложили о прибытии и описали, что с нами стряслось. Дежурный офицер зао­рал: «Немедленно доставить орудие!» Гутмайр и Штегер попытались было возразить, мол, нет никакой возмож­ности вытащить увязшую пушку. Да и русские рядом. Лошади не кормлены, не поены, какой с них прок. «На войне невозможных вещей нет!» – отрезал этот него­дяй и приказал нам немедленно отправляться назад и доставить орудие. Мы понимали: приказ – есть приказ, не выполнишь – к стенке, и дело с концом. Вот мы, при­хватив лошадей, и зашагали назад, полностью сознавая, что есть все шансы угодить к русским. Перед тем как от­правиться в путь, мы, правда, дали лошадям немного овса и напоили их. У нас же с Гутмайром и Штегером уже сутки маковой росинки во рту не было. Но даже не это нас волновало, а то, как мы будем выкручиваться.

Шум боя стал отчетливее. Через не­сколько километров нам повстречался отряд пехотин­цев с офицером. Офицер поинтересовался у нас, куда мы путь держим. Я доложил: «Нам приказано доставить орудие, которое осталось там-то и там-то». Офицер вы­пучил глаза: «Вы что, совсем сдурели? В той деревне уже давно русские, так что поворачивайте назад, это приказ!» Вот так мы и выпутались.

Я чувствовал, что еще немного, и свалюсь. Но глав­ное – я был пока жив. По два, а то и три дня без еды, неделями не мывшись, во вшах с ног до головы, форма колом стоит от налипшей грязи. И отступаем, отступа­ем, отступаем…

Черкасский котел постепенно сужался. В 50 киломе­трах западнее Корсуня всей дивизией мы попытались выстроить линию обороны. Одна ночь прошла спокой­но, так что можно было поспать.

А утром, выйдя из лачуги, где спали, тут же поняли, что оттепели конец, а раскисшая грязь превратилась в камень. И вот на этой окаменевшей грязи мы заметили белый листок бумаги. Подняли. Оказалось, сброшенная с самолета русскими листовка:

Прочти и передай другому: Ко всем солдатам и офицерам немецких дивизий под Черкассами! Вы окружены!

Части Красной Армии заключили ваши дивизии в же­лезное кольцо окружения. Все ваши попытки вырваться из него обречены на провал.

Произошло то, о чем мы давно предупреждали. Ваше командование бросало вас в бессмысленные контратаки в надежде оттянуть неминуемую катастрофу, в которую вверг Гитлер весь вермахт. Тысячи немецких солдат уже погибли ради того, чтобы дать нацистскому руководству на короткое время отсрочить час распла­ты. Каждый здравомыслящий человек понимает, что дальнейшее сопротивление бесполезно. Вы – жертвы неспособности ваших генералов и своего слепого по­виновения вашему фюреру.

Гитлеровское командование заманило всех вас в западню, из которой вам не выбраться. Единственное спасение – добровольная сдача в русский плен. Иного выхода нет.

Вы будете безжалостно истреблены, раздавлены гу­сеницами наших танков, в клочья расстреляны нашими пулеметами, если вы захотите продолжить бессмыс­ленную борьбу.

Командование Красной Армии требует от вас: сло­жить оружие и вместе с офицерами группами сдаваться в плен!

Красная Армия гарантирует всем добровольно сдав­шимся жизнь, нормальное обращение, достаточное пропитание и возвращение на родину после окончания войны. Но каждый, кто продолжит сражаться, будет уни­чтожен.

Командование Красной Армии

Офицер завопил: «Это – советская пропаганда! Не верьте тому, что здесь написано!» Мы даже не отдавали себе отчет, что уже в кольце.

Эта книга - жестокие и циничные откровения профессионального убийцы, прошедшего через самые страшные сражения Второй мировой войны, знающего подлинную цену солдатской жизни на передовой, сто раз видевшего смерть через оптический прицел своей снайперской винтовки. После Польского похода 1939 года, где Гюнтер Бауэр проявил себя как исключительно меткий стрелок, он был переведен в элитные парашютные войска Люфтваффе, превратившись из простого Feldgrau (пехотинца) в профессионального Scharfschutze (снайпера), и в первые часы Французской кампании, в составе…

«Тигры» в грязи. Воспоминания немецкого танкиста Отто Кариус

Командир танка Отто Кариус воевал на Восточном фронте в составе группы армий «Север» в одном из первых экипажей «тигров». Автор погружает читателя в самую гущу кровавого боя с его дымом и пороховой гарью. Рассказывает о технических особенностях «тигра» и его боевых качествах. В книге приведены технические доклады по испытаниям «тигра» и отчеты о ходе боевых действий 502-го батальона тяжелых танков.

Немецкие танки в бою Михаил Барятинский

Если верить статистике, за всё время существования Третьего Рейха в Германии было произведено чуть более 50 000 танков и самоходных орудий – в два с половиной раза меньше, чем в СССР; а если считать ещё и англо-американскую бронетехнику, то численное превосходство союзников было почти шестикратным. Но, несмотря на это, немецкие танковые войска, ставшие главной ударной силой блицкрига, завоевали для Гитлера пол-Европы, дошли до Москвы и Сталинграда и были остановлены лишь колоссальным напряжением сил советского народа. И даже когда война покатилась…

Танковые сражения войск СС Вилли Фей

Они по праву считались элитой вооруженных сил Третьего Рейха. Их величали «танковой гвардией» Гитлера. Их бросали на самые опасные участки фронта. Их боевой путь отмечен тысячами сгоревших советских, американских, британских танков… Прекрасно подготовленные, вооруженные новейшей техникой, фанатично преданные фюреру, танковые дивизии войск СС отличились во всех решающих сражениях 1943–1945 гг. - от Харькова и Курска до Нормандии, от Арденн до Балатона и Берлина. Но ни храбрость личного состава, ни грозные «пантеры» и «тигры», ни богатый боевой…

Солдат трех армий Бруно Винцер

Мемуары немецкого офицера, в которых автор рассказывает о своей службе в рейхсвере, гитлеровском вермахте и бундесвере. В 1960 году Бруно Винцер, штабс-офицер бундесвера, тайно покинул Западную Германию и перешел в Германскую Демократическую Республику, где издал эту книгу - историю своей жизни.

Последнее наступление Гитлера. Разгром танковой… Андрей Васильченко

В начале 1945 года Гитлер предпринял последнюю попытку переломить ход войны и избежать окончательной катастрофы на Восточном фронте, приказав провести в Западной Венгрии крупномасштабное наступление с целью выбить части Красной Армии за Дунай, стабилизировать линию фронта и удержать венгерские нефтяные прииски. К началу марта германское командование сосредоточило в районе озера Балатон практически всю броневую элиту Третьего Рейха: танковые дивизии СС «Лейбштандарт», «Рейх», «Мертвая голова», «Викинг», «Гогенштауфен» и др. - в общей сложности…

Танкист, или «Белый тигр» Илья Бояшов

Вторая мировая война. Потери в танковых дивизиях с обеих сторон исчисляются десятками подбитых машин и сотнями погибших солдат. Однако у «Белого тигра», немецкого танка, порожденного самим Адом, и Ваньки Смерти, чудом выжившего русского танкиста с уникальным даром, своя битва. Свое сражение. Свой поединок.

Стальные гробы. Немецкие подводные лодки:… Герберт Вернер

Бывший командир подводного флота нацистской Германии Вернер знакомит читателя в своих мемуарах с действиями немецких подводных лодок в акватории. Атлантического океана, в Бискайском заливе и Ла-Манше против английского и американского флота во время Второй мировой войны.

Откровения немецкого истребителя танков.… Клаус Штикельмайер

После прихода Гитлера к власти в Германию начали возвращаться этнические немцы - фольксдойче, предков которых судьба разбросала по всему миру. Автор этой книги родился на Украине, откуда его семья эмигрировала в Канаду. Весной 1939 года Клаус Штикельмайер вернулся на историческую родину и вскоре был призван в Вермахт. Служил в 7-й танковой дивизии наводчиком на Pz IV, затем его перевели на самоходку Jagdpanzer IV - так из Panzerschutze (танкиста) он превратился в Panzerjagerа (истребителя танков). Как и многим его сослуживцам, попавшим на фронт после Курской битвы,…

Беглый огонь! Записки немецкого артиллериста… Вильгельм Липпих

Помимо передовой тактики блицкрига, помимо сокрушительных танковых клиньев и грозных пикировщиков, наводивших ужас на врага, к началу Второй мировой войны Вермахт обладал еще одним «чудо-оружием» - так называемой Infanteriegeschutzen («пехотной артиллерией»), чьи орудия сопровождали немецкую пехоту непосредственно в боевых порядках, чтобы при необходимости поддержать огнем, прямой наводкой подавить вражеские огневые точки, обеспечить прорыв обороны противника или отражение его атаки. «Пехотные артиллеристы» всегда находились на самых опасных…

В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945 Юрий Владимиров

Мемуары рядового Юрия Владимирова представляют собой детальный и чрезвычайно точный рассказ о жизни в немецком плену, в котором он провел почти три года. Лишения, тяжелые болезни, нечеловеческие условия быта. Благодаря хорошим языковым способностям автор в совершенстве овладел немецким языком, что помогло выжить ему и многим его товарищам. После окончания войны мытарства бывших военнопленных не закончились – ведь предстояла еще длинная дорога домой. На родине Ю.В. Владимиров свыше года подвергался проверке, принудительно работая на угольных…

Немецкая оккупация Северной Европы. 1940–1945 Эрл Зимке

Начальник отдела военно-исторической службы армии США Эрл Зимке в своей книге рассказывает о двух широкомасштабных кампаниях, проведенных фашистской Германией на северном театре военных действий. Первая началась в апреле 1940 года против Дании и Норвегии, а вторая велась совместно с Финляндией против Советского Союза. Территория военных действий охватывала пространство от Северного моря до Северного Ледовитого океана и от Бергена на западном побережье Норвегии до Петрозаводска, бывшей столицы Карело-Финской Советской Социалистической…

Немецкая оккупация Северной Европы. Боевые… Эрл Зимке

Начальник отдела военно-исторической службы армии США Эрл Зимке в своей книге рассказывает о боевых действиях, проведенных армией Германии в апреле 1940 года против Дании и Норвегии и в союзе с Финляндией против Советского Союза. В книге нашли отражения сведения из материалов трофейных архивов германских сухопутных войск и военно-морских сил. Использованы мемуары и другие письменные свидетельства немецких офицеров, принимавших участие в боевых операциях на фронтах северного театра военных действий…

Мемуары Вильгельм II

Мемуары бывшего германского императора Вильгельма II-го представляют собою интересный человеческий документ. Каковы бы ни были настоящие качества Вильгельма II-го, как человека и правителя, нельзя отрицать, что он в течение целого ряда лет занимал одно из первых мест на мировой исторической арене. И до войны 1914 - 1918 г. и в особенности во время ее действия высказывания немецкого императора приковывали к себе самое напряженное внимание на всем пространстве нашей планеты.

U-Boat 977. Воспоминания капитана немецкой субмарины,… Хайнц Шаффер

Хайнц Шаффер, командир немецкой подводной лодки U-977, рассказывает о событиях Второй мировой войны, о службе на подводном флоте, не утаивая ее тягот, опасностей и условий быта; о битве за Атлантику и удивительном спасении субмарины, совершившей длительный автономный переход до Аргентины, где команду ждало заключение и обвинение в спасении Гитлера. Приведенная в книге информация особенно ценна тем, что дана с позиции противника СССР в войне.

Мемуары Карл Густав Маннергейм

Что прежде всего вспомнит большинство читателей, услышав чеканную фамилию «Маннергейм»? Смутное упоминание о «Линии Маннергейма» из учебника истории, связанное с советско-финляндской войной. А что это за «Линия», кто, когда и зачем ее построил, да и почему возникла война между Финляндией и СССР - об этом до самого недавнего времени у нас в стране предпочитали не говорить в подробностях… Книга воспоминаний выдающегося государственного и военного деятеля Финляндии, оказавшего большое влияние на политическую жизнь всей Европы первой половины…

Как мы уже знаем, впервые «Пантеры* были опробованы в России, во время грандиозного танкового сражения под Курском. Дебют оказался неудачным, но вскоре "Пантерам" удалось «спасти репутацию» в сражениях на северо-западе Европы, в Италии и даже на Восточном фронте. Наряду с оставшимися в строю PzKpfw IV, "Пантеры" прикрывали фланги вермахта и представляли собой несокрушимый заслон от контратак противника.

Предоставим слово участнику событий. Перед вами дневниковая запись Найджеля Дункана, бригадира (впоследствии генерал-майора) британской армии, командира 30-й танковой бригады прославленной 79-й танковой дивизии. Вот как он описывает свою первую встречу с "Пантерами»: «Я специально пошел посмотреть на "Пантеры". Превосходные машины! Особенно мне понравилось устройство боевого отделения -удобно расположенное место заряжающего, великолепный обзор для командира... Позиция механика-водителя также вне всякой критики. Все люки снабжены пружинами, на всем лежит отпечаток тщательно продуманного замысла и прекрасной работы... В танке есть все, чего только можно пожелать - и гидропривод для поворота башни, и сложнейшая оптика, и хорошая радиостанция!»

Кадры танкового боя между ам.танком "Першинг" и нем. танком "Пантера"

Восторги Найджеля Дункана вполне подтверждаются показаниями пленного члена экипажа танка "Пантеры". В своем докладе, озаглавленном «Пантеры» - технические неисправности и способы их устранения», он доказывает ошибочность пренебрежительного отношения к новой немецкой технике, сложившегося в первые месяцы ее использования. Военнопленный категорически не согласен с точкой зрения, согласно которой «Пантера» является маломощным, слабым танком. Он признает, что, как практически у всех новых моделей, у «Пантеры» есть некоторые проблемы с двигателем, однако после того, как они будут преодолены, новый танк будет во многом превосходить PzKpfw IV. Далее пленный перечислил несколько основных недостатков «Пантеры» и возможных путей их скорейшего исправления:

1. Частые поломки во время переключения скоростей. По мнению пленного, это происходит по причине неопытности механиков-водителей.
2. В частности, проблемы переключения с третьей скорости пленный объясняет тем, что многие механики-водители до сих пор не научились делать это правильно и не привыкли переключать скорости, удерживая газ в нужном положении. После того как механик-водитель приспособится к новому танку, проблемы, как правило, исчезают.
З.У самых первых "Пантер" плохо включалась главная передача, однако теперь эта проблема полностью устранена.
4. Проблемы с давлением масла объяснялись неисправностью масляного насоса. После того как туда поставили восемь прокладок, проблема полностью исчезла.
5. Гидропривод поворота башни не вызывает никаких нареканий. (Выдержка из протокола допроса военнопленного органами Ml 10A от 6 сентября 1944 г. В комментарии к протоколу военнопленный характеризуется как «хорошо информированный и заслуживающий доверия источник»).

Уничтоженный советскими войсками немецкий танк "Пантера"

Вскоре союзникам пришлось на деле убедиться в том, что разговоры о непревзойденных боевых качествах «Пантеры* не были преувеличением. Как явствует из приведенных ниже отчетов, каждая подбитая «Пантера» становилась настоящим праздником для войск коалиции. Первый документ представляет собой технический отчет из Средиземноморского театра военных действий. Первую «Пантеру» подбил ирландский «Черчилль» из 25-й танковой бригады. Он поразил ее башню снарядом из своей шестифунтовой пушки (впрочем, тут же нашлось еще несколько претендентов на лавры, так в подбитой «Пантере» нашли 75-мм снаряд М61, однако по целому ряду признаков венок победителя все же заслужили ирландцы). «Пантере» просто не повезло - во время следования по рыхлой дороге она угодила в глубокую канаву. Незавидное положение, видимо, усугубилось какой-то механической поломкой, поскольку мы видели распахнутые люки и суетящийся возле них экипаж. Когда наш снаряд пробил башню, экипаж поспешно покинул танк, оставив внутри одного убитого. В спешке они не успели подорвать свой танк, так что нам достался превосходный трофей, только бинокулярный прицел безвозвратно погиб в бою. После окончания боя ремонтная служба 25-й танковой бригады сумела реанимировать подбитый трофей и отправила его в свой лагерь для изучения и испытаний. После того как «Пантеру» продемонстрировали командующему 8-й армии, ее эвакуировали в ремонтные мастерские, на 16-ю базу, дислоцированную в Неаполе. Там немецкий танк подготовили к транспортировке и погрузили на корабль. Надеемся, плавание пройдет благополучно и очень скоро «Пантера» окажется в Англии...

Немецкий средний танк "Пантера"

Что можно сказать о танке "Пантера"? Превосходный танк, который, будучи примененным в пустыне, может принести немало вреда нашим войскам. Однако успех применения этой боевой машины во многом зависит от того, удастся ли ей «повернуться лицом» к неприятелю. Борта башни и корпуса настолько тонки, что пробить их не составляет особого труда. Сейчас новые немецкие машины отправляются в Центральную Европу. Посмотрим, как они сумеют защитить свои фланги от наших атак! Однако командование, видимо, придерживается иного мнения, указывая на то, что мы еще ни разу не сталкивались с «Пантерами» в настоящем бою. Так что не время расслабляться. Вообще-то немцы не вводят «Пантеры» в действие до тех пор, пока ситуация не станет критической, а вышедшие из строя машины большей частью подрываются собственными экипажами. Так что нам еще очень повезло - случаи захвата практически неповрежденной машины крайне редки.

Немецкий средний танк "Пантера"

По ленд-лизу в Великобританию поставлялось несколько модификаций американских «Шерманов». Несколько "Шерманов" М4А1 и М4А4 англичане снабдили 17-фунтовой пушкой Мк IVc высокой начальной скоростью бронебойного снаряда (более 900м/с). Такие мощные версии "Шерманов" получили название «Шерман Файрфлай-. - Прим. пер.

А вот что пишет Альфред Джонсон, бывший капрал эскадрона В 4/7 королевского драгунского гвардейского полка, участвовавший в 1944 г в боях в Нормандии. «Безусловно, лучшим танком из всех, принимавших участие в боевых действиях на территории Нормандии, были немецкие «Пантеры». Они были гораздо быстрее и маневреннее неуклюжих «Тигров». Своей длинноствольной 75-мм пушкой они пробивали американские «Шерманы» стой же легкостью, с какой пехотинец вскрывает штыком банку консервированной фасоли. Лобовая броня этих машин была такой толстой, что наши снаряды просто отскакивали от нее. Вся надежда была на бронебойные снаряды наших 75-мм гаубиц. Однако они обладали весьма невысокой начальной скоростью снаряда. Даже к августу 1944 г. лишь немногие танковые подразделения получили долгожданные «Файерфлай» («Шерман» с 17-фунтовой пушкой)". Неудивительно, что шансы моего подразделения подбить «Пантеру» практически равнялись нулю.

Памятка для советских солдат/артиллеристов и танкистов: Уязвимые места танка "Пантера"

Начать с того, что для этого мы должны были открыть огонь первыми, а немцы не склонны были предоставлять нам такую возможность. Обычно когда мы двигались в сопровождении пехоты, то узнавали о присутствии неприятеля только после того, как первые ряды наших солдат начинали падать под огнем, а первые танки окутывались густыми клубами черного дыма... 1 августа наш полк двигался в сопровождении 214-й пехотной бригады 43-й Уэссекской дивизии в направлении Комона. Нашей целью было занятие района Васси с горой Мон-Пенсон. По пути мы наткнулись на стойкую оборону немцев. Прокладывать дорогу на юг приходилось в ожесточенных боях. В один из дней наш эскадрон получил приказ сопровождать 1-ю Уорчестерскую. Наша часть двигалась по гребню небольшой высоты, проходившей через широкое поле. Первым слева двигался танк сержанта Перри, за ним, в центре - машина лейтенанта Пенроса, на которой я служил радистом-заряжающим, а справа шел танк сержанта Коллинза. Стоило танку Коллинза чуть отстать, как он тут же попал под огонь немцев и потерял убитым водителя. Нас всех спасло только то, что сержант Перри успел заметить местоположение атаковавшей нас "Пантеры". Она оказалась совсем рядом - на расстоянии каких-нибудь 400 ярдов влево от направления нашего движения - притаившись за живой изгородью. Сержант, не теряя ни секунды, открыл огонь из своего 75-мм орудия. До сих пор не пойму, как ему посчастливилось угодить прямо под башню! Экипаж спешно покинул подбитую «Пантеру» и скрылся...

Сожженая "Пантера" возле Кельнского собора. Западный фронт.

На следующее утро, когда мы прибыли на то же место, ожидая приказа, к нам подбежал военный корреспондент с фотоаппаратом и попросил показать, где находилась подбитая давеча "Пантера"., Мы показали." Неустрашимый боец передовицы» кинулся в свой джип, схватил канистру бензина, храбро плеснул на неподвижный остов и торопливо защелкал аппаратом. Наверное, хотел доказать своему шефу, что всегда поспевает вовремя!»
При встрече с танками союзников преимущество обычно было на стороне «Пантер», что лишний раз доказывает следующий эпизод из истории 35-го танкового полка вермахта. В нем рассказывается, как в сентябре 1944 г. "Пантера" под командованием унтер-офицера Христа в кратком бою под Ригой подбила семь русских танков. «Наш полк удерживал высоту 902. В атаке на русские позиции принимала участие и "Пантера" под командованием унтер-офицера Христа. Кроме него, в экипаж танка входили: Рехард - наводчик; Мехлинг - заряжающий; Гитль -механик-водитель и стрелок-радист Фаустман.

Танк "Пантера" уничтоженный попаданием в боковую часть башни.

Во время продвижения танк вдруг забарахлил, поэтому Христ приказал механику-водителю отойти в безопасное место под прикрытие холма и выяснить причину поломки. После краткого осмотра Гитль выяснил, что в танке течет масло, а кроме того, неисправен тормоз. Исправить поломки на месте не представлялось возможным. Об участии в атаке не могло быть и речи, нужно было буксировать танк для ремонта. Унтер-офицер Христ связался по рации с командиром, доложил о поломке, а затем вызвал ремонтную роту. Русские истребители и бомбардировщики кружили над неподвижным танком, кругом рвались снаряды, поэтому экипаж не стал покидать «Пантеру». Внезапно совсем рядом, со стороны редкой рощицы, послышался шум моторов. Деревья загораживали обзор, но Христ сразу понял, что это русские. Немцы ушли слишком далеко вперед, а помощь не могла прибыть так быстро. Христ быстро вылез из танка и пешком дошел до позиций германской пехоты, обеспечивающей прикрытие танкистов. Там его опасения подтвердились. Гренадеры сообщили, что в рощице видели несколько русских Т-34 (Т-34 был одной из модификаций знаменитого советского среднего танка Т- 34/76 В. Танк производился в 1942 г., отличался усиленным бронированием и вооружался 76,2-мм пушкой, которая с 1943 г. была заменена 85-мм. На Т-34 была введена торсионная подвеска и установлена новая шестиугольная башня.). Христ потихоньку прокрался подлеском к своему танку и действительно увидел на краю опушки два Т-34. Он указал цель стрелку и забрался в танк Вскоре несчастная «Пантера» с трудом поползла занимать удобную огневую позицию.
Первый же выстрел попал точно в цель. Христ увидел, как экипаж торопливо покидает подбитый танк и успел удивиться отсутствию огня... Зато второй танк загорелся после первого же попадания. В это время сержант успел заметить огонь еще двух советских танков. К счастью, они стреляли в другом направлении и не видели «Пантеры". Наводчик Рехард аккуратно навел орудие по горизонту, и после первых же нескольких выстрелов вдалеке показалось пламя. Впоследствии разведка подтвердила уничтожение двух Т-34.
Выполнив свою задачу, неисправная "Пантера" кое-как добралась до прежней позиции и остановилась. Унтер-офицер Христ оглядел окрестности в полевой бинокль. Неожиданно рядом с первыми подбитыми Т-34 он увидел еще два советских танка. Их орудия были направлены прямо на «Пантеру". Положение становилось угрожающим... мало того, что танк неисправен, так его еще держат на прицеле! Христ снова вышел на связь и поторопил службу ремонта. В это время Гитль аккуратно разворачивал танк в боевую позицию. Рехард тщательно прицелился и выстрелил противотанковым снарядом в один из Т-34. Попадание оказалось настолько удачным, что советский танке ужасающим грохотом буквально разлетелся на куски. «Пять», - подумал Христ.

Уничтоженный танк "Пантера"

Тут он заметил, что Т-34, который они подбили первым, пытается незаметно покинуть поле боя. Пришлось снова разворачивать орудие. После первого же выстрела "Пантеры" Т-34 наконец вспыхнул, как костер... Тут выяснилось, что снаряды подошли к концу. Двое членов экипажа выскочили из танка и побежали за помощью к соседям. Пока они попрошайничали, Христ осмотрел noлe боя и не поверил своим глазам - рядом с пылающим товарищем вырос еще один Т-34! К счастью, тут как раз вернулись гонцы с противотанковыми снарядами. Христ суеверно перекрестил пальцы на счастье. Помогло! Вскоре горящих танков было уже шесть, тут снова кончились снаряды, и Христ с сожалением проводил взглядом удаляющийся последний Т-34. Но экипаж оказался на высоте - бойцы еще раз сбегали к соседям и вскоре уже заряжали пушку. Седьмой советский танк не ушел от Христа - заполыхал с первого же выстрела. Будет знать, как задирать нос!

Благодаря отваге унтер-офицера Христа и его экипажа, русским частям на время пришлось отступить, оставив высоту, и наши части получили небольшую передышку.
Только поздно вечером экипажу удалось отогнать свою увечную «Пантеру» в ремонт (Выдержка из воспоминаний («So lebten und so starben sie») Ганса Шауффлера печатается с любезного разрешения товарищества ветеранов 35-го танкового полка Kameradscbaft Ebern Panzer-Regiment 35 eV.)

Российский климат оказался губительным для немецких танков, а состояние дорог лишь увеличивало и без того острую нужду в запчастях для замены постоянно выходящих из строя деталей- В условиях постоянного дефицита запчастей приходилось разбирать по винтику подбитые и вышедшие из строя танки. Политика Управления вооружения сухопутных войск, направленная на максимальное увеличение выпуска новых танков, на деле сильно осложняла деятельность уже произведенных машин, поскольку практически оставляла их без запасных деталей. Дело доходило до совершенно курьезных случаев. Нередки были случаи, когда танковые полки выделяли специальных эмиссаров и отправляли их в командировку на родину, с целью наладить личный контакт с руководством военных заводов и выпросить хоть немного нужных деталей"! Всякий, знакомый с дисциплиной и педантизмом, царящими в немецкой армии, поймет, насколько серьезные причины могли побудить командиров к таким действиям!

Танк "Пантера" уничтоженный возле Кельнского собора

Русские морозы делали бесполезным новейший автоматический запуск на «Пантерах». Для того чтобы разогреть двигатель, немцам приходилось разжигать костры возле своих танков. Когда несколько танков отогревались, их использовали для того, чтобы завести с толчка остальные. После получения сигнала тревоги моторы не выключали, порой в ожидании приказа они работали часами, несмотря на чудовищный расход драгоценного топлива.

С наступлением весны ситуация нисколько не улучшилась. Немцы продолжали терять танки и в топкой грязи, и в слякоти. С 1941 г. бездорожье и грязь стали постоянной проблемой германских танковых войск на Восточном фронте. Например, в феврале 1944 г., когда два немецких корпуса попали в окружение под Черкасском, попытки тяжелых танков прорвать кольцо окружения окончились безрезультатно по причине бездорожья.

Танк "Пантера" уничтоженный попаданием в кормовую часть. Зима 1945 года, западный фронт, Люксембург

В другой раз, в марте 1944 г., 6000 немецких солдат и офицеров попали в окружение под Тернополем и погибли, поскольку отправившиеся на выручку танковые части в составе 35 "Тигров" и 100 (!) "Пантер", увязли в грязи на подступах к городу. По плану операции им предстояло форсировать Стырь и атаковать противотанковые силы противника, но, пройдя 12 миль по направлению к Тернополю, поредевшие войска вынуждены были повернуть назад, оставив в грязи обездвиженные танки «неудачников». Потребовались долгие часы тяжелого труда, чтобы проложить мостки через грязь, подобраться к завязшим танкам и освободить их.
Тысячи танкистов были награждены медалями за храбрость, многие удостоились Рыцарских крестов ("1 сентября 1939 года в связи с началом Второй мировой войны указом Гитлера было восстановлено награждение Железным крестом,однако и внешний вид, и степень этой награды были изменены. Новая награда получила название «Рыцарский крест" и имела пять степеней: 1. Рыцарский крест, 2. Рыцарский крест с дубовыми листьями; 3. Рыцарский крест с дубовымилистьями и мечами: 4. Рыцарский крест с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами; 5. Рыцарский крест с золотыми дубовыми листьями, мечами и бриллиантами.

Британские солдаты позируют на фоне уничтоженного танка "Пантера"

Завершая рассказ о боевом пути «Пантер», хочу рассказать о подвигах обер-лейтенанта (впоследствии подполковника) Герхарда Фишера и обер-фельдфебеля Герберта Элснера. Оба во время войны служили в 23-й танковой дивизии и оставили воспоминания, с которыми я с их любезного разрешения и хочу познакомить своих читателей.

Это произошло поздней осенью 1943 г. под г. Кривой Рог. Шли ожесточенные бои на подступах к городу. Русские предприняли несколько атак с целью овладения промышленной окраиной, однако немцам удалось оттеснить их примерно на 15 км к северу. 14 ноября мотострелковая дивизия русских при поддержке тяжелой артиллерии и 80 танков вновь попыталась прорваться к городу Прорыв был намечен в районе дислокации 23-й танковой дивизии вермахта, прикрывавшей подступы к Кривому Рогу (см. карту). Первый удар принял на себя штурмовой батальон 6-й армии, располагавший на тот момент всего тремя сотнями солдат, оборонявшими шестикилометровый рубеж по обеим сторонам села Ново-Ивановка.

После упорных боев двум советским танкам удалось оттеснить немцев и занять Ново-Ивановку, высоту 138 и прилегающую к ней область к югу и юго-востоку. В это время 506-й германский танковый батальон под командованием майора Фешнера стоял в деревне Глижеватка. Оценив обстановку, майор Фешнер отдал приказ обер-лейтенанту Фишеру как можно быстрее встать со своими 11 танками на высоте 140.7. Выполнив приказ. Фишер увидел, что неприятель атакует по широкому фронту. Особенно угрожающим было положение 128-го полка, дислоцированного на западном фланге, возле Ингулец. Видя, что ситуация с каждой минутой становиться все опаснее, обер-лейтенант принял решение атаковать, несмотря на то, что часть его танков временно вышла из строя по причине технических неполадок. В результате несколько Т-34 были подбиты, советская пехота понесла тяжелые потери и была вынуждена отступить, оставив только что завоеванные позиции. С уцелевшими остатками штурмового батальона Фишер начал преследование противника. В это время к нему присоединились несколько -Тигров» из спасенного 506-го батальона. Опытный командир, Фишер сразу же направил подкрепление на позиции, с которых «Тиграм» удалось вывести из строя 20 советских Т-34. Атака русских захлебнулась, и своему отряду «Тигров» и «Пантер» удалось не только выбить неприятеля с занятых им позиций, но и оттеснить далеко назад.

Немецкий танкист, подколковник Герхард Фишер

А теперь предоставим слово самому Фишеру: «Я только вернулся в лагерь после очередной атаки и как раз стелил свою койку, намереваясь хоть немного отдохнуть, когда пришло сообщение по радио: «Обер-лейтенанту Фишеру немедленно явиться в расположение штаба батальона и принять командование своей ротой»... Путешествие было тяжелым. Бесконечные колонны наших отступающих войск двигались навстречу моему «Швиммвагену" (VW 166, вездеход-амфибия на базе «Фольксвагена" Typ 82, поздней модификации «народного автомобиля"). В Кривом Роге было такое столпотворение, что мне с трудом удалось миновать пост военной полиции... Наконец с большим опозданием я добрался до штаба. Мои ребята были уже там и очень обрадовались встрече. От них я узнал о новом наступлении русских. В 02.00 меня вызвал майор Фешнер и коротко обрисовал ситуацию. Положение оказалось хуже некуда. Имевшиеся в распоряжении батальона танки частично уничтожены, частью нуждаются в срочном ремонте и заправке. Экипажи валятся с ног от усталости. Им позарез нужна хоть малая передышка, но майор только что получил самые неутешительные новости от штурмового батальона. Срочно требуется поддержка, так что...

Немецкий танкист Герберт Элснер

Я отлично понял свою задачу. В полной темноте мои 11 машин начали движение в северном направлении, по дороге, ведущей в Недайвода. Погода стояла отвратительная - холод и моросящий дождь. Скоро мы все вымокли до нитки и начали лязгать зубами от холода. Было еще темно, когда мы достигли высоты 140.7. Я-то надеялся, что мне удастся хотя бы осмотреть позиции при свете, чтобы выбрать удобные огневые точки и направление атаки! Выходит, не суждено. Приходилось действовать наугад. Три танка я оставил в резерве и послал на разведку обер-фельдфебеля Элснера. Через несколько минут он сообщил мне по рации: «Впереди все заполнено русскими. Они подтягивают артиллерию". Я сверился с картой и приказал командирам экипажей привести танки в полную боевую готовность.
По карте выходило, что русские прорвали нашу слабую оборону и вышли на позиции 128-го полка. А раз так, нужно было, не теряя ни минуты, обрушиться на них, иначе нам всем крышка. 4 танка слева, 4 справа - мы двинулись по направлению Недайвода (ныне украинское село в 334 км. от г. Киев). Танкам, двигавшимся справа, я приказал занять высоты 122.5 и 138, а сам решил продвигаться вперед. На крайней точке высоты 140.7 русские встретили нас огнем своих противотанковых орудий. Я приказал Элснеру, командовавшему нашим «левым флангом", атаковать пехоту неприятеля, а сам со своим отрядом продолжил движение в северном направлении. С высоты холма мы сползли в овраг, чтобы занять удобную позицию для атаки на противотанковые орудия русских. Однако стоило нам оказаться в низине, как в 800-1000 м от себя мы увидели русские танки, атаковавшие отряд Элснера. Я сразу понял, что перед нами те самые Т-34, которые ночью при поддержке пехоты заняли овраг, вытеснив оттуда наш штурмовой батальон. Связался по рации со штабом полка, доложил обстановку, а потом приказал своим ребятам: «В атаку!»

Танки "Пантера" перед боем

Честно признаться, в тот момент ситуация казалась мне безнадежной. Я прекрасно отдавал себе отчет в том, что у нас слишком мало сил, чтобы устоять под огнем противотанковых и танковых пушек врага. Однако когда нам с ходу удалось подбить два советских Т-34, мои ребята сразу повеселели. А еще чуть позже, когда сражение было в самом разгаре, на помощь пришли пять «Тигров». Я немедленно бросил их в бой. Вдруг слышу голос своего водителя: «11 часов - противотанковая пушка!» Не дожидаясь моей команды, водитель развернул машину в направлении вражеского орудия. Я хотел немедленно отменить маневр, но не успел и рта раскрыть, как танк получил первую пробоину. Повезло еще, что это оказался осколочно-фугасный снаряд!
А тем временем положение Элснера становилось все серьезнее, но его изуродованный танк, с пробитой башней и искореженной гусеницей, продолжал яростно отстреливаться... Через полтора часа после начала сражения все вражеские танки были уничтожены. Понеся тяжелые потери, русские были вынуждены отступить, вернувшись на исходные позиции. Но торжествовать победу было еще рано. Незащищенным оставался еще целый двухкилометровый участок между деревней Недайвода и 138-й высотой. Мне ничего не оставалось делать, как приказать своим танкам занять его. Что и говорить, это была не просто тяжелая, но неблагодарная работа... Несколько наших машин были выведены из строя во время сражения, поэтому оставшимся пришлось сильно растянуться, чтобы закрыть весь участок Экипажи были совершенно измотаны, но нечего было даже рассчитывать на то, что смена подойдет к нам до наступления темноты. Хочешь не хочешь, а прихолилось держаться до ночи.

Танк "Пантера" в засаде, Восточный фронт

К тому времени у меня за плечами было не меньше сотни боев, но, без ложной скромности, скажу, что в тот раз задача перед нами стояла практически невыполнимая. Всякий, кто воевал, поймет, что значит защищать двухкилометровый рубеж с неполным десятком танков! Но мы должны были сделать это!
Около полуночи прислали подкрепление - уцелевших солдат из штурмового батальона. Этого было, конечно, недостаточно, но зато я получил возможность хоть как-то прикрыть незащищенные участки. Я приказал оставить в каждом танке только троих - командира, водителя и наводчика. Остальные члены экипажа «спешились» и действовали как пехотинцы.
На этой позиции нам пришлось провести несколько ночей, каждую из которых нас атаковали русские, пытаясь приблизиться вплотную и закидать наши танки своим «коктейлем Молотова». Мы отбивались, останавливали их ручными гранатами, огнем из пулеметов и стрелкового оружия. Днем нам досаждали снайперы, и мы были в постоянном напряжении, не зная, откуда ждать следующего выстрела, поскольку они стреляли через большие промежутки времени. Наконец мы засекли их - оказалось, стрелки засели в остовах подбитых танков. Пришлось расстреливать машины еще раз... Все это время мы были полностью отрезаны от своих и видели лишь лейтенанта Менгеля, который подвозил нам боеприпасы.

Танк "Пантера" уничтоженная артиллерией

К сожалению, недостаток места не позволяет мне перечислить здесь поименно всех героев-танкистов, с которыми я сражался плечом к плечу в 1943 г. севернее Кривого Рога. Все они с честью исполнили свой воинский долг, и я хочу еще раз от всего сердца поблагодарить каждого».

А теперь послушаем Герберта Элснера. «Наш танк получил сильный удар справа, от которого слетела гусеница. Видя это, русские решили довести дело до конца с помощью «коктейля Молотова». Я буквально носом почуял опасность. Выглянул из башни - и уставился прямо в глаза подбежавшему вплотную русскому. Выхватил пистолет, уложил его на месте... Потом мы получили еще несколько повреждений, к счастью, не опасных. Нам удалось подбить две противотанковые пушки. Кстати, это оказались какие-то новые, 122-мм орудия, раньше я таких никогда не видел ("Скорее всего, это была самоходная артиллерийская установка СУ-122 со 122-мм гаубицей М- 30.).

Танки "Пантера" уничтоженные советскими легкими танками

Поскольку не могло быть и речи о том, чтобы под таким огнем выбраться из танка и попытаться починить ходовую, наш водитель Хильмар Ланг решил плюнуть на поломку и попробовать выехать на одной гусенице. Сдавая то вперед, то назад, он освободился от обломков изуродованной гусеницы, а потом, с величайшей осторожностью начал подъем. Невероятно, но нам все же удалось выбраться из оврага! Поскольку продолжать движение в таком виде было все равно невозможно, мы решили затаиться и ждать спасительной темноты.

Уничтоженная "Пантера"

Ночью мы починили гусеницу, но с наступлением утра положение снова ухудшилось. Русским удалось прорвать оборону, и они обрушились на нас всей мощью своих орудий. Только я повесил на шею микрофон, приготовившись приказать водителю начать движение, как в корму ударил осколочно-фугасный снаряд. Я увидел, как взлетают на воздух запчасти, камуфляжные сетки и... два моих бойца, сидевшие на броне как раз позади башни. Ребята просто в рубашке родились! Шлепнулись на землю, полежали-полежали и поняли, что не только живы, но даже не ранены! Быстренько вскочили на ноги и полезли в танк.
Наконец тронулись. На первом же повороте дороги столкнулись с двумя Т- 34. Уничтожив их с близкого расстояния, мы присоединились к своим... Потом наш танк отправили в лагерь на капремонт кормовой части.

________________________________________________________________________________
Источник данных: Цитата из журнала "Бронеколлекция" М.Братинский (1998. - № 3)